Разговор с Терри Гиллиамом

Терри Гиллиам о «Монти Пайтоне», постели Дебби Рейнольдс и своем «поверхностном» знании кинематографа.

Я вполне типичный представитель вашей аудитории.

Неужели?

Ну, мне кажется, мое кинообразование, оно такое… Я просто смотрел все, что выходило на экраны… будь то Disney или там Джерри Льюис и Дин Мартин. Только в университете начал интересоваться тем, что происходит за пределами Голливуда, открыл для себя европейское и японское кино, и (смеется) тогда Америка меня потеряла!

То есть американское кино с тех пор кажется вам неинтересным?

Нет, почему же, оно весьма интересно. Просто, понимаете, будучи продуктом того времени, шестидесятых и семидесятых, именно тогда я сам начал интересоваться кино и захотел снимать фильмы – и вдруг все стало разочаровывать. Ну, не все, конечно, но многое. Пожалуй, моя проблема в том, что… просто дело в возрасте. Я хочу удивляться, а нечему. Что меня удивляло в последнее время: немецкая «Жизнь других» удивила, и шведский «Впусти меня» удивил, и корейский «Олдбой» удивил, но большая часть американского кино не удивляет.

И все же в Америке работает масса интересных людей. Кристофер Нолан, например. Что вы о нем думаете?

Я думаю, что он очень хороший режиссер и что он берется за отличные идеи. Мне очень понравился фильм «Помни», но, кажется, в последнее время его все больше привлекают видеоигры. Вот почему они пользуются таким успехом! Но вот «Престиж» меня разозлил.

Почему?

Потому что это история о магии… А он превратил его в научно-фантастический фильм. Потому что магия – это реальное искусство, требующее непростых навыков. Там есть великолепный момент, где парень отрезает себе палец, чтобы близнецы по-прежнему выглядели одинаково, но потом возникает другой момент, где тела вдруг могут по-настоящему телепортироваться – это уже фантастика! Это же совсем другой мир, это жульничество, и меня это очень разозлило (смеется). Зато я был очень впечатлен «Началом», да и вообще его работа впечатляет. Жаль, что я не так талантлив, как он. Это моя единственная претензия к Крису. Впрочем, вот еще одна: что я не он и не так успешен. (смеется)

Что слышно из Голливуда, все еще интересуются? Предлагают что-нибудь? У Marvel, например, наметилась тенденция приглашать интересных режиссеров. Вы только что упомянули магию – возможно, они обращались к вам насчет «Доктора Стрэйнджа»…

Ну, много лет назад я встречался с Ави Арадом и Лорой Зискин (продюсерами «Человека-паука»), потому что был знаком с Лорой, и встреча вышла славная, но (пауза)... Наверное, я просто слишком, слишком долго шел своим путем. Возможно, стоило поступить, как Брана: великий шекспировский режиссер вдруг берет и снимает «Тора»!

Вас задело, что Тим Бертон снял «Алису в Стране чудес» раньше, чем смогли вы сами?

Нет. Нет, не в этом дело. Мне просто жутко не понравился сам фильм! Я сказал: «Если этот фильм будет успешным, я завязываю со своим ремеслом» – и мое желание сбылось! (смеется) Нет, фильм показался мне упражнением из разряда «возьмем известный бренд и соорудим из него свою историю». А между бессмыслицей и отсутствием смысла – огромная разница. У Тима всегда выходят прекрасные, чудесные вещи, на которые здорово смотреть, но меня, кажется, все больше и больше захватывает желание придерживаться сути вещей, а не поступаться ею, в то время как вокруг все чаще… (пауза) По правде говоря, мне стоит быть осторожнее, потому что меня всегда упрекают в излишней критичности к другим, и это выглядит, как будто я задаюсь. Это не так. Я просто говорю, что думаю. И когда я говорю что-то, а потом это цитируют, я всегда вижу, что цитата точна, но все это просто…

Выглядит куда хуже в печатном виде?

Да, потому что кажется злонамеренным, хотя я не имел в виду ничего подобного. То есть да, я критикую всех подряд, и себя еще больше! Но все вокруг так восхваляют кинематограф, что я думаю: «Нет, давайте-ка внимательно посмотрим на то, что мы делаем, и как говорить правдивые вещи, которые оказывают влияние, заставляют людей задуматься». Голливудские машины сейчас великолепно смазаны – вот в чем вся проблема. Мне очень повезло с моей голливудской работой. Я делал то, что хотел, и мне это сходило с рук. Конфликты сводились к минимуму, и нас не окружали те механизмы, которые существуют в киноиндустрии теперь.

Вы имеете в виду «Короля-рыбака»?

«Короля-рыбака», «Двенадцать обезьян» и «Страх и ненависть…».

Вы допускаете для себя возможность еще одного голливудского проекта?

Ну, каждый из них был уникальным. Понимаете, после «Мюнхгаузена» я был в депрессии («Приключения барона Мюнхгаузена» (1989) – печально известное фиаско, заметно вышедшее за рамки бюджета (хотя Гиллиам и оспаривает, насколько именно) и с треском провалившееся в американском прокате.), а потом мне попался сценарий Ричарда ЛаГравенезе для «Короля-рыбака», он мне безумно понравился, а пара дам-продюсеров, явно желавших показать, что они могут приручить зверя – впрочем, зверь и так уже был вполне ручной – в общем, я сказал: «О, да, мне нравится, хочу этим заняться». Все это застало меня в один из периодов упадка – так что я заявил: «Х… с ним, поеду в Голливуд, суну голову льву в пасть, а там поглядим». И все прекрасно сработало!

Съемки «Короля-рыбака» все-таки были положительным опытом?

Просто восторг. Пожалуй, самые легкие съемки в жизни. А потом случились «Двенадцать обезьян» – еще один выдающийся сценарий, и я решил, чисто из упрямства: «Через студийную систему это никогда не пройдет – так что давайте-ка попробуем». А потом появились Брэд Питт и Брюс Уиллис, и студия не могла поверить своей удаче! Все решает правильно выбранный момент. В данном случае была такая ситуация: Брюс был расстроен из-за «Криминального чтива» – ведь благодаря ему фильм был снят, а когда дело дошло до номинаций, Вайнштейны решили: «Выдвинем Траволту и Джексона, а Брюс обойдется». И он пытался показать всему миру, что он хороший актер.

Да, «Двенадцать обезьян» – одна из лучших его работ. Никаких привычных трюков и ужимок.

Ну, знаете… тут отчасти вмешался я: «Нет, вот так ты делать не будешь». Просто лишаешь его этих штучек, и остается лишь великолепная игра. А Брэд вообще прилетел в Лондон, чтобы встретиться со мной и уговорить взять его на роль. Так что моей заслуги здесь вообще нет – просто у двух актеров, желавших продемонстрировать себя в другом

аспекте, совпали жизненные моменты и расписание. Мне нравится давать актерам роли, противоположные их изначальным навыкам. Я, конечно, думал: «Выйти может полная лажа». Но это как раз захватывало, и оно сработало.

«Двенадцать обезьян» действительно стали для Брэда Питта началом нового этапа…

На самом деле реальным толчком для него стал фильм, вышедший сразу после начала наших съемок, – «Легенды осени». Это был квантовый скачок: до него мы спокойно ходили по улицам, порой его замечали какие-то люди, но ничего особенного не происходило, а тут выходит этот фильм, и нам приходится нанимать для него охрану. Просто невероятно. Честно сказать, в Голливуде было намного проще, чем вне его, но, кажется, дело в моей упрямой натуре, которой нет покоя: «Окей, в Голливуде у нас все получилось, теперь пора валить отсюда и делать что-то другое». Но «Братья Гримм» в известном смысле были голливудским кино, в том числе и потому, что изначально это был проект MGM, мы были в полной готовности, потом они вышли из игры, но команда у нас уже была – а дальше бац, и появляются совсем другие братья! (Боб и Харви Вайнштейны. Стычки Гиллиама с владельцами (тогда еще) Miramax хорошо отражены в отличной книге Боба МакКейба «Сны и кошмары» (“Dreams and Nightmares”).) (смеется).

Вспоминаю сейчас свое первое интервью с вами, десять лет назад, почти с точностью до месяца.

Правда…?

Ага – и среди прочего вы говорили о том, как вас возбуждают преграды и трудности в работе. Можно ли это счесть аргументом в пользу возвращения к работе со студиями? Что снова положить голову в пасть льву на самом деле может быть полезно?

Что ж, по крайней мере, это будет лучше, чем просто сидеть дома и весь день пялиться в экран компьютера. (смеется) Тут дело не только в этом. Мне кажется, моя ошибка заключалась в том, что я оказался в дурной ситуации – и этой ситуацией был фильм «Братья Гримм». С момента окончания работы я так его и не видел, не знаю, хорош этот фильм или плох. Как он вам?

Честно?

Ага, не сдерживайтесь.

Там есть неплохие моменты. Мэтт Дэймон и Хит Леджер великолепны, но из кинотеатра я выходил с совершенно другим чувством.

Ну да… (смеется) Но вот так складываются обстоятельства. Нужно понимать, какие возможности у тебя есть, а каких нет, ну а с Вайнштейнами я никогда не хотел работать, потому что я знаю, что они – это они, а я – это я, и проблем не избежать. Мне кажется, при нынешней ситуации в Голливуде большие студии не захотят меня нанять – как это уже было с экранизацией Дж. К. Роулинг (Гиллиам встречался с Warner Bros., чтобы обсудить съемки первого «Гарри Поттера» – по его словам, изначально выбор Роулинг пал именно на него. Но он тогда выразил сомнения по поводу того, что немедленно придется снимать и второй фильм.). Я слишком долго занимался тем, чем занимался. У меня железная репутация трудного человека. Дело, в общем-то, в этом. Так что вряд ли меня пригласят. Но у меня сейчас есть эта штука по Полу Остеру – и продюсеры там голливудские.

Ваша экранизация «Мистера Вертиго»? Вы просто пишете сценарий или планируете заняться постановкой?

Нет-нет, если все срастется, я, наверное, возьмусь за съемки. Так и следует поступить.

Там ведь про мальчика, который умел левитировать?

Ага. Но это… (с хитрым видом) Это только на первый взгляд. Это то, что делает фильм визуально привлекательным, скажем так. Но мне кажется, что масштабные фильмы все же иные, они словно огромные механизмы. Когда я снимал в Голливуде, все было по-другому. В смысле, мои друзья, работавшие над «Гарри Поттером», рассказывали, что это все равно что работать на заводе, и индустрия эта пропитана невероятным количеством страха и нервозности со стороны всех этих управленцев, потому что слишком многое поставлено на кон, эти огромные деньги, – а я не люблю работать в такой атмосфере, я слишком к этому чувствителен. По моему опыту, все получается, если работать с хорошими людьми, уверенными, умными и знающими, чего они хотят добиться; а когда вокруг тебя полно психованных невротиков, это просто начинает пожирать тебя. Страх действительно разъедает душу. И, по-моему, с рекламой все обстоит точно так же, именно поэтому я ей и не занимаюсь. Кажется, последний мой ролик был…

(задумывается)

Для Nike?

Ага, для Чемпионата мира (Гиллиам снял два рекламных ролика Nike для Чемпионата мира по футболу в 2002 году: «Тайный турнир» и «Реванш». Действие происходило на заброшенном судне; снимались Эрик Кантона (в роли рефери), а также футболисты Тьерри Анри, Фредди Люндберга, Рио Фердинанда, Роналдо и Руда ван Нистелроя.). Вокруг меня кишели все эти трясущиеся от ужаса креативщики, и в итоге я просто заявил: «Знаете, делайте все сами».

Серьезно?

Им не нравилось, что я делал. У меня было пять камер, эта длинная, узкая, ну, футбольная клетка, и я сказал: «Знаете, ребята, давайте вы сами скомандуете всем, что делать, а мы это просто снимем» – и так я и поступил! Даже ничего не монтировал! Просто умыл руки.

Режиссер Тарсем Сингх, пришедший в кино из рекламы, как-то говорил, что короткая форма рекламного ролика дает ему абсолютную творческую свободу, которой в кино у него нет. Это явно не касается вашего опыта с Nike, но не потому ли вы решили взяться за короткометражку «Целое семейство»?

Нет. В смысле, меня по сути интересует именно полный метр. А короткометражки – это весело, они приносят огромное облегчение, и было бы здорово, если бы я сумел найти правильный баланс между одним и другим. Но с «Целым семейством» история вышла совершенно уникальная – меня просто нашли и сказали: «Вот деньги, приезжайте и сделайте что-нибудь».

Это ведь в известной степени реклама макарон, не так ли?

Нет, отнюдь.

Прозвучало слишком резко?

О да, потому что фильм не имеет отношения к рекламе. Они (итальянская компания Garofalo, выпускающая макаронные изделия) просто сказали, что это должно как-то касаться Неаполя. И поставили свой логотип в начале и в конце, вот и все. И это была чистая радость, никакого нытья ни с чьей стороны, ничего подобного. Просто: «Вот деньги, бери и делай». Они предложили несколько мест для съемок, но я сказал: «Нет, это мне не нравится и это не нравится». Когда я уже сам приехал в Неаполь, я начал все менять на месте. Город помог мне придумать историю.

Это обычный для вас процесс – позволять реальным местам формировать и менять повествование?

Да. Что бы ни было в сценарии изначально, когда я начинаю искать места, я меняю сценарий на ходу, потому что нахожу нечто, отличающееся от того, что требуется в тексте, но при этом обладающее элементами, отражающими суть нужной сцены. Все время подстраиваюсь в процессе, к тому же у меня всегда было преимущество – сценарий обычно или мой собственный, или же я настолько влюблен в него, что воспринимаю его не буквально, и решения принимаю сам. Понимаете, такие вещи становятся очень трудными, когда имеешь дело с огромным механизмом, потому что там вечно нужно все обсуждать и утверждать. А я не хочу ничего обсуждать – я делаю правильный выбор инстинктивно. Только однажды я отказался от такого инстинктивного решения – в случае со сценой вальса на Центральном вокзале в «Короле-рыбаке». Изначально это была моя идея, но потом я решил: «Нет, мы не будем этого делать», а продюсеры пытались переубедить меня.

Почему же вы передумали?

Я ответил им: «Если мы так поступим, получится фильм Гиллиама, а мне нужно снять фильм Ричарда ЛаГравенезе!»

Но, раз так, разве вас не беспокоил еще больше тот факт, что вы снимаете кино про Святой Грааль?

А как же! (смеется) И, знаете, рыцарь в современной обстановке… (хохочет в голос) Да! Да! Но все это уже было в сценарии – так что я тут ни при чем.

В «Целом семействе» я увидел определенные связи с «Рождественской песнью», когда мальчик во сне посещает жизнь родителей до своего рождения. Это был намеренный ход?

Нет, об этом я не думал. Идея была простая: дисфункциональная семья и сорванец. Семья определенно дисфункциональна – мальчишка все время видит, как мама с папой ссорятся. А сам он – дурно воспитанный сопляк, и как его заставить понять, что за люди его родители? Парень в замешательстве.

Отчасти это также отсылка к «Бандитам во времени».

Да, пожалуй. Знаете, моя жена говорит, что я все время снимаю один и тот же фильм. А я просто хотел показать дисфункциональную семью, но как при этом примирить и воссоединить их всех без лишних сантиментов? Я это терпеть не могу.

Что вы и доказали в «Бандитах во времени», убив родителей и оставив ребенка сиротой.

(смеется)

Вы меня на всю жизнь травмировали! Не помню, сколько мне было, когда я впервые посмотрел фильм, но это была серьезная психологическая травма.

По идее, это должен был быть глоток свободы, шанс самостоятельно встать на ноги! Не знаю, просто я продолжаю снимать все эти фильмы о детях.

О да.

Вот смотрите: Крейг Уорнок в «Бандитах во времени», Сара Полли в «Мюнхгаузене…», Джодель Ферланд в «Стране приливов»…

Вы помещаете детей в очень странные, взрослые миры.

На самом деле это я просто застрял в сказках братьев Гримм, которые меня искалечили на всю жизнь. Плюс там еще этот момент простодушия ребенка или кошмарности ребенка. В том смысле, что их невинность не делает их менее виноватыми! Они просто не отдают себе отчета в собственных действиях – но это не значит, что они вольны делать, что им заблагорассудится. Они должны быть наказаны! (смеется)

Обычно большинство режиссеров с короткометражных работ начинает, а не обращается к ним в свои семьдесят лет – но, с другой стороны, ваш старт в режиссуре тоже нельзя назвать традиционным.

Мой первый фильм «Монти Пайтон и Святой Грааль» – и я его режиссер! Все прекрасно, Терри Джонс и Гиллиам режиссеры, вот прямо так. Но мы не шли к этому по карьерной лестнице. То есть до этого мы усердно работали над массой вещей, но у нас не было роста от мальчика на побегушках, который дослужился до ассистента режиссера и тому

подобное. У меня вечно так: вся моя жизнь – старт на вершине и потом постепенный спуск. (смеется) Именно так! И с рекламой вышло аналогично: я пришел и сразу получил работу копирайтера и арт-директора, пахал за двоих. Никто больше этим не занимался, и я продержался год! Больше не вынес.

Это было до вашей работы в журнале Help!?

Нет, до Help! был университет, а сама эта работа оказалась отличной вводной к Нью-Йорку. Денег ноль, но зато дело действительно по душе и встречи с людьми, которыми я восхищался. А потом мы с другом ходили на помойку на задворках монтажной и воровали выкинутую пленку. Всегда находились катушки с массой пустых кадров, мы делали анимацию, рисовали кадр за кадром. В итоге я скопил достаточно, чтобы купить шестнадцатимиллиметровую камеру Bolex и маленький рекордер, мы тогда жили втроем – один парень мультипликатор, второй писатель – сочиняли на выходных маленькие истории и делали фильмы на две-три минуты.

И все это, пока вы были в Help!, так?

Ага, я тогда зарабатывал на два доллара меньше, чем пособие по безработице, но зато занимался, чем хотел. Потом получил работу в студии кукольной анимации – вакансий у них не было, но там работал один мой друг, и я сказал: «Платить мне не надо, буду работать так, просто хочу участвовать во всем этом». Никакой теории кинематографа у меня в жизни не было, не считая книги Эйзенштейна – которая показалась мне редкостной чушью. Ну, то есть фильмы его мне нравятся, а вот теории у него дерьмовые! (смеется) Но это дало мне определенную площадку для старта. Сначала занимаешься анимацией, а потом нам доверяют постановку фильма. Учились всему в процессе.

Пожалуй, это типично для вас: быть в Голливуде, а потом переехать сюда, в Англию, и начать заниматься кино…

Это было отчасти из-за некоторого чувства безысходности, ведь я жил в долине Сан-Фернандес, у массы друзей родители работали в киноиндустрии. Да я вообще в постели Дебби Рейнольдс как-то скакал!

И она сама была в этой постели?

Нет, ее не было. Это был их дом в Палм-Спрингс. Но все равно…

И вы ведь приехали сюда уже после золотого века британского кино. Времена были не лучшие!

Видимо, дело в том, что родиться американцем в XX веке мне всегда казалось такой привилегией, и надо было изо всех сил стараться усложнить себе жизнь. (смеется) А то получается несправедливо по отношению ко всем остальным людям на планете.

К слову о жизненных трудностях: мы еще не обсудили «Дона Кихота…». Сами видели, какой была реакция на “EMPIRE Big Screen”, когда вы сообщили: «Я все еще собираюсь снять его…» (Съемки фильма «Человек, который убил Дона Кихота» были прекращены после того, как у Жана Рошфора обнаружилась двойная грыжа позвоночного диска. Было предпринято немало попыток реанимировать проект; в прошлом году Гиллиаму это почти удалось – с Робертом Дюваллом в роли Дона Кихота и Юэном МакГрегором вместо Деппа, – но потом финансирование было свернуто.). Знаю. Это уже не просто фильм, это история о том, как я совершаю невозможное, или о том, как мне хватает дури упорствовать. (смеется) Понятия не имею, что там люди себе напридумывали о будущем фильме, и меня это до смерти пугает!

Так как же обстоят сейчас дела?

Есть один человек, который может влить в проект новую энергию. Поживем-увидим…

И деньги? Или только энергию?

Это человек, заявляющий, что он может обеспечить финансирование. Ну, посмотрим, все пока еще на очень ранней стадии. А я уже с чем только ни сталкивался. Просто в этой индустрии все жутко суеверны. Все слишком затянулось, фильм запятнан, он проклят… Люди реально произносят такие слова, а ты думаешь: «Безумие какое-то»

В разговорах о вас слово «проклятие» звучит довольно часто…

Да, на меня пало «Проклятие». Проклятие Дона Кихота. Потому что вся эта херня и проблемы, которые у меня были, ничуть не… Ну, они немного хуже, чем у других, но не всегда. Однако от других и писка не услышишь, потому что они не были в таком открытом, уязвимом положении. Кроме того, в моем случае за спиной не было студии, которая гарантировала бы только положительную огласку!.

Возвращаясь к «Монти Пайтону» – как вам сейчас те времена? Все ведь возвращается, все эти…

В театре Hempstead идет пьеса, и скоро выходит один телепроект.

Пьеса о вас…

О том, как мы с Майком Пэйлином едем в Нью-Йорк – у «Монти Пайтон» был иск против ABC TV, после которого мы сами стали владельцами нашего шоу. А против ABC пошли потому, что они взяли последние серии шести сезонов и попросту обрезали едва не на треть, это было чудовищно. Короче, сначала мы выиграли процесс, потом проиграли, потом снова выиграли, потом проиграли, все эти сраные апелляции и тому подобное – как бы там ни было, пьеса, насколько мне известно, именно об этом. А телефильм – о стычке насчет «Житие Брайана». Актер оттуда хотел со мной встретиться, но я решил воздержаться.

Почему?

Мне просто кажется, что нам не стоит во всем этом участвовать. Пусть будет как будет. К тому же они на нас и так насмотрелись, мы круглосуточно на YouTube. (смеется) И вот почему-то эти две вещи выходят одновременно, что странно.

И еще фильм про Грэма Чэпмена.

О да, «Автобиография лжеца». Майк, Терри, я и, кажется, Джон Клиз делали для него озвучку. Ну и все, в общем.

Записывались каждый отдельно?

Ага, просто пришли и все. Книгу я читал давным-давно, когда Грэм написал ее, совершенно ничего оттуда не помню. Пришел, мне дали текст, и дальше: «Сыграйте это, сыграйте то». А, чуть не забыл еще один проект, в котором я участвовал: Питер Капальди снял фильм «Звезды Криклвуда» (“Cricklewood Greats”). Это документальная лента о криклвудской киностудии.

Я жил в Криклвуде, кое-что читал по местной истории, но никогда не слышал, чтобы там была киностудия…

(истерически смеется) Это фальшивка! Все выдумано от начала до конца! Просто блестяще. Я там играю самого себя, будто я снял там один из своих последних фильмов! («Легенды Криклвуда» – комедия BBC Four, снятая Питером Капальди. Согласно этой Псевдодокументальной ленте, Гиллиам в начале 80-х снял там зловещий фильм «Волшебная одиссея профессора Ипохондрии» (“Professor Hypochondria’s Magical Odyssey”), что и привело к гибели студии.)

А чем, по-вашему, объясняется этот новый всплеск интереса к «Монти Пайтону»?

Я уже начинаю верить, что не обошлось без вмешательства неких сил. (смеется) Что во вселенной есть свои ритмы, которые вдруг сливаются, и этот дух времени внезапно выплескивает все наружу. Достаточное количество людей достигает определенного возраста, и… Да х… его знает, почему! Непонятно. Возможно, просто совпадение – единственная вещь, в которую я в последнее время верю. (смеется)

А вы до сих пор собираетесь вместе?

А как же. Терри живет вон в той стороне (показывает в одно из окон), Майк вон там (показывает в другое), и Джон совсем недавно вернулся.

Когда вы встречались в последний раз?

Ужинали на прошлой неделе! Только Эрика (Айдла) не было, он до сих пор в Америке. Так что да, мы видимся.

А о чем разговариваете? Вспоминаете былое?

Нет, исключительно о налоговых проблемах Джона. (смеется) Мы никогда не предаемся воспоминаниям. Просто пытаемся понять, как можно выжать деньжат из этой старой клячи! Джона очень долго не было здесь, потом он наконец вернулся, что здорово, и у нас просто возникла глупая… мы просто развлекались. Потому что прошлое… страшно подумать, как давно это было, но при этом совсем не ощущаешь прошедших лет. Мы собираемся, начинаем болтать обо всяком, как будто можно было бы что-нибудь замутить, а потом… (стонет) в общем, и все. Нам никогда не удавалось сохранить импульс настолько, чтобы извлечь из этого что-нибудь.

А если бы вдруг что-то получилось – вы взялись бы за режиссуру? Или вышел бы конфликт? Ну, представляю себе, вы и Терри…

(смеется) Нет, но именно поэтому я не стал режиссером «Житие Брайана». Однажды поработав самостоятельно, я понял: «Ага, я могу все сам». Просто оказалось, что за работой я настолько напрягаюсь, что буквально не могу говорить – я ворчу, рычу, абываю слова, а когда работаешь в группе, с людьми все же иногда нужно общаться. А меня нельзя напрягать: «Ну, это чисто технический момент, просто ложись там и сделай вот так, а я вывалю на тебя немного дерьма, не спрашивай зачем, будет весело».

Наверное, оглядываетесь на те времена с улыбкой?

Здорово было, что мы так много работали, и просто не оставалось времени для лишних размышлений. Все, что мы делали, выходило инстинктивно: бах, бах, бах. И если что-то не получалось на этой неделе – всегда была следующая. А теперь, если снимаешь кино, и оно не выстреливает – мать честная, ты в опасности! Мне никогда не хватало ума заранее планировать новый фильм, если вдруг провалится этот…

5 лучших фильмов Терри Гиллиама